Я читал в метро Лотреамона,
Мизантропа, яростного гада,
И какой же чёрной и бездонной
В этот миг казалась пропасть ада.

Поезд был всё ближе к преисподней,
Ближе, чем Перерва или Вохна,
Демоны в изорванном исподнем
На ходу заглядывали в окна.

Дух Аполлинера, дух Бодлера
Мне махали с каждого перрона:
Главный демон в маске цвета "неро"
Одесную их держал у трона.

...Я убрал планшет, в одну минуту
Уничтожив дьявольские козни,
Так я спасся из объятий спрута,
Не оставив на Фантлабе отзыв.

Мне снился сон, что я в аду
Среди больших котлов бреду.
Со мною чёрт-экскурсовод,
Он в бок меня толкает: Вот...
Ходим по аду, вроде с экскурсией,
Да и по любому, надо быть в курсе, если чё.
— А кто в котле?
— Это граф Толстой,
Не соблюдал ТБ и ОТ, ходил босой с косой.
Да и вообще, от "Войны и мира" куча народа погибла,
Стукнут томиной по башке — сразу в могилу.
Вот теперь отдувается за своё многословие.
А там писатели из другого сословия —
Есенин, Клюев... все из народа,
Мы их тоже бросили в кипящую воду.
— А в том котле кто? Интересный профиль...
— Не узнали? Гоголь! Ну вы даёте.
— Что? Варить Николая Васильевича? Божьего одуванчика?
— По некоторым слухам, он заглядывался на мальчиков.
На всякий случай бросили вариться,
Виновен или нет — потом определится.
— А что за крик? Ору-то, ору-то...
— Это орут классики хоррора.
Растягиваем их на дыбе — до изнеможения.
Ругаются, как черти — даже испытываем уважение.
Нелегко работать в такой жаре.
А вот, обратите внимание, справа — Брюсов, слева — Жан Рэ.
Исколот пиками, страдает от ран
Французский писатель Вилье де Лиль Адан,
Автор множества "жестоких рассказов",
Вот и получил за все сразу.
А вот уругваец Орасио Кирога
Тоже варится понемногу.
Из-за котлов льются потоки английского мата.
— А это Берроуз. Уильям. Грузит стекловату.
Но хуже всех писатели-фантасты.
Фантазёры сплошь разномастные.
Эти вообще без тормозов и без башен,
Варим их варим, пашем и пашем.
Начиная с самого Жюля Верна,
Но они так и не успокоятся, наверное.

45. И не так уж давно
Я не мог это даже представить.
Это первый альбом у "Кино" -
Вот, что сразу приходит на память...

Купон я в ящик опустил,
Не жду за выигрыш целковых:
Мне б знать, что в сорока пяти
Хотя бы шесть чуть-чуть толковых.

Когда приходит ночь на крыши Петербурга,
Меня гнетёт тоска.
И пёс голодный чувствует — ему я бросил булку,
Не взял он ни куска.

Моя любимая сейчас с князьком, наверно,
Над стопкой водки играюсь с револьвером.
И чёрный ворон смотрит с крыши Петербурга,
И сердце, как в тисках.

Но скоро первый солнца луч ослепит,
Уже заря близка.
Моя душа, широкая, как степи,
Как широка тоска.

И горю нет предела и охвата,
И только ты одна и виновата,
В том, что найдут меня на крышах Петербурга
С дырою у виска.

И на Ордынке,
И на Арбате
Всегда со мною
Мой том Буццати.

Друзья мои все
Идут на пати,
А мне-то пофиг —
Раскрыл Буццати.

Отбросить книгу?
С какой же стати?
Ведь это ж круче,
Ведь сам Буццати!

Друзья с похмелья
Ругают пати.
А я доволен:
Читал Буццати.